Пари, о Ритам!
Твори, о Ритам!
Дари, о Ритам!
[310]
A STILLNESS absolute, incommunicable,
Meets the sheer self-discovery of the soul;
A wall of stillness shuts it from the world,
A gulf of stillness swallows up the sense
And makes unreal all that mind has known,
All that the labouring senses still would weave
Prolonging an imaged unreality.
Self’s vast spiritual silence occupies Space;
Only the Inconceivable is left,
Only the Nameless without space and time:
Abolished is the burdening need of life:
Thought falls from us, we cease from joy and grief;
The ego is dead; we are freed from being and care,
We have done with birth and death and work and fate.
O soul, it is too early to rejoice!
Thou hast reached the boundless silence of the Self,
Thou hast leaped into a glad divine abyss;
But where hast thou thrown Self’s mission and Self’s power?
On what dead bank on the Eternal’s road?
One was within thee who was self and world,
What hast thou done for his purpose in the stars?
Escape brings not the victory and the crown!
Something thou cam’st to do from the Unknown,
But nothing is finished and the world goes on
Because only half God’s cosmic work is done.
Only the everlasting No has neared
And stared into thy eyes and killed thy heart:
But where is the Lover’s everlasting Yes,
And immortality in the secret heart,
The voice that chants to the creator Fire,
The symbolled OM, the great assenting Word,
ПОКОЙ невыразимый, абсолютный
Душа находит в самообретеньи;
Покой стеною отдаляет мир,
Покой пучиной поглощает чувства —
Уходит в небыль все, что ум познал,
И все, что неустанно ткали чувства,
Продляя эту грезу-небылицу.
Духовной тишью Самость полнит Космос,
И лишь Невообразимое повсюду,
Лишь Несказанное вне времени-пространства —
Мир… Больше нет нужды гнетущей жизни:
Мысль отпадает, с нею — скорбь и радость;
Эго мертво; не нужно быть и биться,
Конец делам, судьбе, рожденью, смерти.
Но не ликуй, душа, ты раньше срока!
Ты обрела покой безмерный Самости,
Ты вверглась в бездну радости божественной;
Но как же сила Сути, Духа миссия?
Иль обронила ты ее, оставила
В кювете мертвом у дороги Вечного?
Был Тот в тебе, кто был душой и миром,
Что ты дала его стремленью в звездах?
Венца победы не добудешь бегством!
Пришла ты Свыше, чтобы сделать нечто,
Но мир — как был, не свершено ничто,
Ведь недоделан Божий труд вселенский.
Лишь «Нет» к тебе явилось неизбывное,
Вперилось в очи и убило сердце —
Но где же Любящего «Да» извечное
И где бессмертье в сокровенном сердце,
Тот глас, что гимн поет Огню-творцу,
Где символичный ОМ, Глагол согласья,
[311]
The bridge between the rapture and the calm,
The passion and the beauty of the Bride,
The chamber where the glorious enemies kiss,
The smile that saves, the golden peak of things?
This too is Truth at the mystic fount of Life.
A black veil has been lifted; we have seen
The mighty shadow of the omniscient Lord;
But who has lifted up the veil of light
And who has seen the body of the King?
The mystery of God’s birth and acts remains
Leaving unbroken the last chapter’s seal,
Unsolved the riddle of the unfinished Play;
The cosmic Player laughs within his mask,
And still the last inviolate secret hides
Behind the human glory of a Form,
Behind the gold eidolon of a Name.
A large white line has figured as a goal,
But far beyond the ineffable suntracks blaze:
What seemed the source and end was a wide gate,
A last bare step into eternity.
An eye has opened upon timelessness,
Infinity takes back the forms it gave,
And through God’s darkness or his naked light
His million rays return into the Sun.
There is a zero sign of the Supreme;
Nature left nude and still uncovers God.
But in her grandiose nothingness all is there:
When her strong garbs are torn away from us,
The soul’s ignorance is slain but not the soul:
The zero covers an immortal face.
A high and blank negation is not all,
A huge extinction is not God’s last word,
Life’s ultimate sense, the close of being’s course,
The meaning of this great mysterious world.
In absolute silence sleeps an absolute Power.
Awaking, it can wake the trance-bound soul
Где мост меж тишиною и восторгом,
Где страсть и красота Невесты дивной,
Альков, где славные враги целуются,
Улыбка, что спасает, мира пик златой?
Ведь это тоже Истина, Реальность,
Что ждет в мистическом истоке Жизни.
Завеса мрака пала, и пред нами
Воздвиглась Тень всезрящего Владыки;
Но кто же снял покров слепящий света
И кто узрел сам дивный стан Царя?
Рожденья и деяний Божьих тайна
Всё сохраняется, и всё не сорвана
Печать на действии последнем Пьесы,
Что не закончена и не разгадана;
Космический Актер смеется в маске,
Секрет последний всё таит непознанный
За человеческим блистаньем Формы,
За призрачным златым кумиром Имени.
Виднелась цель великой белой линией,
Но дальше, к запредельности сияющей
Неизреченных солнц лучи уводят:
То, что казалось нам концом, источником,
Вдруг предстает просторными вратами,
Последним обнаженным шагом в вечность.
И око, вдруг открывшись, зрит вневременье,
Безмерность — формы, что дала, вбирает:
Сквозь Божью тьму иль свет его нагой
Мильон его лучей вновь входит в Солнце.
Ноль… только в нем — Всевышнего знаменье…
Обнажена, тиха, теперь Природа
Являет Бога — ибо всё скрывало
То грандиозное ее ничто:
Когда ее столь сильные одежды
С нас сорваны, душа в нас не убита —
Убито лишь неведенье души:
Бессмертный лик таился в том нуле.
Высокой пустоты всеотрицанье —
Не всё: гигантское всепрекращенье
Не станет Божиим последним словом
Иль Жизни окончательным значеньем,
Финалом курса бытия иль смыслом
Великого таинственного мира.
Спит Сила-абсолют в безмолвьи-абсолюте.
Очнувшись, душу в нас она от сна пробудит,
[312]
And in the ray reveal the parent sun:
It can make the world a vessel of Spirit’s force,
It can fashion in the clay God’s perfect shape.
To free the self is but one radiant pace;
Here to fulfil himself was God’s desire.
Even while he stood on being’s naked edge
And all the passion and seeking of his soul
Faced their extinction in some featureless Vast,
The Presence he yearned for suddenly drew close.
Across the silence of the ultimate Calm,
Out of a marvellous Transcendence’ core,
A body of wonder and translucency
As if a sweet mystic summary of her self
Escaping into the original Bliss
Had come enlarged out of eternity,
Someone came infinite and absolute.
A being of wisdom, power and delight,
Even as a mother draws her child to her arms,
Took to her breast Nature and world and soul.
Abolishing the signless emptiness,
Breaking the vacancy and voiceless hush,
Piercing the limitless Unknowable,
Into the liberty of the motionless depths
A beautiful and felicitous lustre stole.
The Power, the Light, the Bliss no word can speak
Imaged itself in a surprising beam
And built a golden passage to his heart
Touching through him all longing sentient things.
A moment’s sweetness of the All-Beautiful
Cancelled the vanity of the cosmic whirl.
A Nature throbbing with a Heart divine
Was felt in the unconscious universe;
It made the breath a happy mystery.
A love that bore the cross of pain with joy
Eudaemonised the sorrow of the world,
И прочь с нее сорвет оковы транса,
И явит в том луче источник-солнце:
Она изменит мир в сосуд для силы Духа,
Во прахе явит облик совершенный Бога.
Освободить свой дух — лишь первый шаг пресветлый;
Здесь стать собой всецело Бог желал.
Но вот, на бытия нагом краю,
Где все исканье, страсть его души
Должны почить в Безмерности безвидной,
Вдруг ощутил он Ту, которой жаждал, —
Присутствие, которое искал он.
Сквозь тишину всевышнего Безмолвья
Из сердца Трансцендентности чудесной,
Лучась полупрозрачным телом дива —
Будто вся суть ее, мистично-сладостна,
Утекшая в Блаженство первородное,
В величьи большем вышла вновь из вечности —
Безмерная явилась, Абсолютная.
Та Сущая, в ком мудрость, сила, сладость,
Как мать свое дитя влечет в объятья,
К груди прижала душу, мир, Природу.
Безликую развеяв пустоту,
Взломав немую тишь и запустенье,
Пронзив Непостижимого бескрайность,
В свободные недвижные глубины
Вскользал прекрасный благодатный светоч.
Та Сила-Свет-Блаженство слов превыше,
Себя отобразив в луче внезапном,
Златой проход к его воздвигла сердцу,
И с ним коснулась всех алкавших тварей.
Момент, вобравший Всепрекрасной сладость,
Пресек тщету космического вихря.
Природа, в ком Всевышней билось Сердце,
Открылась в бессознательной вселенной,
Дыханье сделав таинством счастливым.
Любовь, что муки крест несет с восторгом,
Вдруг облаготворила горе мира,
[313]
Made happy the weight of long unending Time,
The secret caught of God’s felicity.
Affirming in life a hidden ecstasy
It held the spirit to its miraculous course;
Carrying immortal values to the hours
It justified the labour of the suns.
For one was there supreme behind the God.
A Mother Might brooded upon the world;
A Consciousness revealed its marvellous front
Transcending all that is, denying none:
Imperishable above our fallen heads
He felt a rapturous and unstumbling Force.
The undying Truth appeared, the enduring Power
Of all that here is made and then destroyed,
The Mother of all godheads and all strengths
Who, mediatrix, binds earth to the Supreme.
The Enigma ceased that rules our nature’s night,
The covering Nescience was unmasked and slain;
Its mind of error was stripped off from things
And the dull moods of its perverting will.
Illumined by her all-seeing identity
Knowledge and Ignorance could strive no more;
No longer could the titan Opposites,
Antagonist poles of the world’s artifice,
Impose the illusion of their twofold screen
Throwing their figures between us and her.
The Wisdom was near, disguised by its own works,
Of which the darkened universe is the robe.
No more existence seemed an aimless fall,
Extinction was no more the sole release.
The hidden Word was found, the long-sought clue,
Revealed was the meaning of our spirit’s birth,
Condemned to an imperfect body and mind,
In the inconscience of material things
And the indignity of mortal life.
A Heart was felt in the spaces wide and bare,
Усладой сделав груз времен бескрайних
И счастья Божьего постигнув тайну.
Бессмертный смысл придав часов движенью,
Она обосновала труд светил
И укрепила дух в пути чудесном,
Экстаз сокрытый подтверждая в жизни:
Всевышняя, стоящая за Богом,
Всематерь-Мощь объяла мир любовно;
Явило дивный облик свой Сознанье,
Что превосходит всё и всех приемлет:
Восторг прихлынул Силы безупречной,
Нетленной свыше наших падших глав, —
Бессмертной Истины, извечной Мощи
Всего, что здесь творимо и губимо:
Всех сил предстала Матерь, всех божеств,
Посредница меж миром и Всевышним.
Раскрылась Тайна тьмы в природе нашей,
Был сброшен прочь Неведенья покров,
С ним — ум ошибки изгнан из вещей
И тусклые тона порочной воли.
В лучах Ее всезрящего единства
Невежество и Знанье примирились;
Миф Противоположностей гигантских,
Иллюзии всемирной полюсов, —
Исчез двуликий занавес-мираж,
Чьи образы встают меж Ней и нами.
В деяниях своих раскрылась Мудрость,
Что одеяньем носит темный космос.
Свой тайный смысл явило бытие:
Жизнь перестала быть паденьем тщетным,
А смерть — путем единственным к свободе.
Глагол заветный, тайный ключ открылись
И все, зачем наш дух родился здесь,
Приняв несовершенный ум и тело,
И бессознанье в космосе вещей,
И пресмыканье в жалкой смертной жизни.
В нагих безбрежных безднах билось Сердце;
[314]
A burning Love from white spiritual founts
Annulled the sorrow of the ignorant depths;
Suffering was lost in her immortal smile.
A Life from beyond grew conqueror here of death;
To err no more was natural to mind;
Wrong could not come where all was light and love.
The Formless and the Formed were joined in her:
Immensity was exceeded by a look,
A Face revealed the crowded Infinite.
Incarnating inexpressibly in her limbs
The boundless joy the blind world-forces seek,
Her body of beauty mooned the seas of bliss.
At the head she stands of birth and toil and fate,
In their slow round the cycles turn to her call;
Alone her hands can change Time’s dragon base.
Hers is the mystery the Night conceals;
The spirit’s alchemist energy is hers;
She is the golden bridge, the wonderful fire.
The luminous heart of the Unknown is she,
A power of silence in the depths of God;
She is the Force, the inevitable Word,
The magnet of our difficult ascent,
The Sun from which we kindle all our suns,
The Light that leans from the unrealised Vasts,
The joy that beckons from the impossible,
The Might of all that never yet came down.
All Nature dumbly calls to her alone
To heal with her feet the aching throb of life
And break the seals on the dim soul of man
And kindle her fire in the closed heart of things.
All here shall be one day her sweetness’ home,
All contraries prepare her harmony;
Towards her our knowledge climbs, our passion gropes;
In her miraculous rapture we shall dwell,
Her clasp shall turn to ecstasy our pain.
Our self shall be one self with all through her.
Любовь из белых родников духовных,
Пылая, смыла горечь темных глубей;
Сменилась боль Ее улыбкой вечной.
Здесь восторжествовала Жизнь над смертью,
Освободился ум от заблужденья,
Любовь и свет царили безраздельно,
Не допуская темноты и зла.
Бесформенность и Форма слились в ней:
Единый взор объял всю бесконечность,
Единый Лик раскрыл в красе бездонной
Несметнонаселенную Безмерность.
Невыразимо воплощая в дивных членах
Бездонность радости, что силы мира ищут слепо,
Она в бессмертном теле красоты
Оси́яла луной моря блаженства.
Она явилась — воплощеньем Чуда,
Владычицей рождений, тягот, судеб,
Чей зов влечет круженье долгих циклов,
Спасительницей, чьи лишь длани могут
Преобразить Времен драконьи недра,
Глубокой тайной, что сокрыта в Ночи,
Энергией алхимии духовной,
Златым мостом, пленительным огнем,
Неведомого сердцем светоносным,
В глубинах Божьих — силою безмолвья,
Всевластной Мощью, непреложным Словом,
Магнитом нашей битвы-восхожденья,
Светилом, что живит все наши солнца,
Сияньем из непознанных Просторов,
Восторгом, что зовет нас в невозможном,
Могуществом всего, что лишь грядет.
Лишь к Ней взывает немо вся Природа —
Стопами исцелить мученья жизни,
Сорвать печать со смутных душ людских,
Возжечь свой огнь в закрытом сердце мира.
Однажды все, что суще в мире этом,
Обителью Ее блаженства станет:
Раздоры все и все противоречья
Гармонию Ее приготовляют;
К Ней медленно восходит наше знанье,
К Ней ощупью стремится наша страсть:
В Ее восторге чудном мы пребудем,
В Ее объятьях боль экстазом станет.
В Ней Всеединым будут наши «я».
[315]
In her confirmed because transformed in her,
Our life shall find in its fulfilled response
Above, the boundless hushed beatitudes,
Below, the wonder of the embrace divine.
This known as in a thunder-flash of God,
The rapture of things eternal filled his limbs;
Amazement fell upon his ravished sense;
His spirit was caught in her intolerant flame.
Once seen, his heart acknowledged only her.
Only a hunger of infinite bliss was left.
All aims in her were lost, then found in her;
His base was gathered to one pointing spire.
This was a seed cast into endless Time.
A Word is spoken or a Light is shown,
A moment sees, the ages toil to express.
So flashing out of the Timeless leaped the worlds;
An eternal instant is the cause of the years.
All he had done was to prepare a field;
His small beginnings asked for a mighty end:
For all that he had been must now new-shape
In him her joy to embody, to enshrine
Her beauty and greatness in his house of life.
But now his being was too wide for self;
His heart’s demand had grown immeasurable:
His single freedom could not satisfy,
Her light, her bliss he asked for earth and men.
But vain are human power and human love
To break earth’s seal of ignorance and death;
His nature’s might seemed now an infant’s grasp;
Heaven is too high for outstretched hands to seize.
This Light comes not by struggle or by thought;
In the mind’s silence the Transcendent acts
And the hushed heart hears the unuttered Word.
A vast surrender was his only strength.
A Power that lives upon the heights must act,
Преобразясь и тем найдя свой смысл,
С Ней наша жизнь найдет в самоотдаче
Вверху — безбрежья тихой благодати,
Внизу — восторг божественных обьятий.
Он, словно просветлен зарницей Божьей,
Постиг сие в едином откровенье:
Его омыл восторг явлений вечных;
Во пламени Ее невыносимом
Возликовал его плененный дух.
Единожды узрев, он жил теперь лишь Ею.
Лишь голод знал бескрайнего блаженства.
Все цели в Ней забыв и вновь открыв,
Он стал единым пламенем-стремленьем.
Так пало семя в беспредельность лет.
Раздастся ль Слово, явится ли Свет —
В трудах веков живет тот миг прозренья.
Так из Вневременья единой вспышкой
Миры изверглись в час миротворенья —
Извечный миг рождает бег столетий.
Все, что свершил он, было лишь началом,
Лишь возведеньем жизненного храма,
Лишь приближеньем к высшему финалу:
Отныне все, чем был он, в новой стати
Должно вместить Ее красу и радость,
Призвать Ее во храм его телесный.
Для жизни в «я» он слишком стал безбрежен;
Стремленье сердца выросло безмерно:
Искал он свет Ее, Ее блаженство
Для всей земли, для всех ее сынов.
Но человека мощь, любовь не в силах
Сорвать с земли печать незнанья, смерти;
Казалось лишь барахтаньем младенца
Теперь могущество его природы;
Рукам простертым не объять небес.
Не дастся этот Свет борьбой иль мыслью;
В уме безмолвном действует Всевышний,
И сердца тишь Глагол безгласный слышит.
Лишь Ей вверяясь, обретал он силу:
Высот Всемощь должна явиться в деле,
[316]
Bring into life’s closed room the Immortal’s air
And fill the finite with the Infinite.
All that denies must be torn out and slain
And crushed the many longings for whose sake
We lose the One for whom our lives were made.
Now other claims had hushed in him their cry:
Only he longed to draw her presence and power
Into his heart and mind and breathing frame;
Only he yearned to call for ever down
Her healing touch of love and truth and joy
Into the darkness of the suffering world.
His soul was freed and given to her alone.
Бессмертья ветр вдохнуть в каморку жизни,
Конечное наполнить Бесконечным.
Все, что препятствует и отрицает,
Нам должно вырвать с корнем, уничтожить,
Алканья все разбить, что нас лишают
Того, ради кого нам жизнь дана.
Отныне все желанья стихли в нем:
Лишь жаждал он привлечь Ее всесилье
В свой ум и сердце, в дышащий сосуд свой;
Лишь мыслил он навеки исцелить
Ее любовью, истиной и счастьем
Раздор всемирный, горести и муки,
Призвав Ее в болящий темный мир.
Освободясь, Ей посвятил он душу.
